«Последняя пастораль» Алеся Адамовича

«Последняя пастораль» (1987) – очень ироничное название для произведения, в котором речь идёт о конце света. Впрочем, мы не можем утверждать с точностью, что из описанного Адамовичем подразумевалось как реальность. Реален ли остров? Или все события, происходившие в повести, лишь предсмертная фантазия капитана подлодки? И если так, то весьма интересно, как Адамович строит произведение: реальность подаётся курсивом, обрывочно, словно нечто не совсем настоящее, смутное и зыбкое, как тяжёлые воспоминания, а сама фантазия – ярко, через образы и основной сюжет. Восприятие человеком мира оказывается перевёрнуто вверх ногами, точно так же, как сам мир вокруг него, обезумевший в предсмертной агонии. И это очень хорошо подчёркивает  ужас и бессмысленность ядерной войны. Однако точно так же можно сказать, что нет и подлодки, и капитана, что всё происходящее в «Последней пасторали» лишь аллегорическое изображение смятённой человеческой души. И с этой трактовкой тоже нельзя будет поспорить. В таком случае выходит, что атомная война - это боль от сильного потрясения, причиной которого могло быть предательство любимой женщины или же терзающая человека внутренняя борьба между тремя отсеками подводной лодки его личности. Так что же в этом мире реально? Жёлтые цветы? Мари-а? Последний залп подлодки? Что спрятано за дверью, скрытой за водопадом? Настоящий бункер или же самые потаённые страхи человеческой души? На все эти вопросы нельзя дать точного ответа, автор всё оставляет на усмотрение читателя. Границы реальности размыты, точно так же нет чётких границ времени и пространства: мы не знаем, как давно герой на острове, непонятно, как долго он знаком с Ней, ведь он словно всегда Её знал; события в подлодке – как вспышки, мгновения, тоже затерянные во времени и пространстве. Адамович как бы накладывает друг на друга начало мира и его конец: Ветхий завет спорит с Новым (мифы об Адаме и Еве, о братоубийстве, намёк на Вавилонскую башню (Она говорит на разных языках) диссонируют с несколько пародийно поданной историей о непорочном зачатии  (Её имя – Мари-а – имя Богородицы, и не случайно она беременна, а её избранник Третий – не отец ребёнка) и явно отсылающими к Апокалипсису образами и приметами (кровавый океан, сильный зной от солнца). Сам мир сплющивается, оказывается плоским, таким, каким его представляли в средневековье, и светила ходят по кругу.    

Произведение Адамовича можно рассматривать как биологический препарат под микроскопом – читатель сам волен настраивать кратность увеличения. Взглянув поверх окуляров, можно увидеть обычную фантастическую повесть, в которой очень ярко, в интересном стиле описывается апокалипсис, наглядно показывается, до чего способны довести холодная война и нежелание политиков договориться друг с другом. Этакий урок человечеству, назидание, отталкивающее своей безапелляционностью (всё это прямо проявляется в разговорах героя с Третьим, во внешней канве сюжета). Но стоит приблизить изображение и понаблюдать за отдельными клетками-людьми и их взаимодействием друг с другом, и перед нами совершенно иная картина, мы уже видим причины происходящего, и эти причины оказываются скрыты в нас самих, в самой человеческой природе, и от них никуда не деться. История повторяется, всё как бы замыкается в кольцо: даже на пороге конца света главный герой не может отказаться от дуэли – вариации братоубийства, причём здесь нельзя сказать с уверенностью, что в нём берёт верх – идея спасения человечества, стремление продолжить род или же желание получить больше от жизни. Автор и тут сознательно всё смазывает, накладывает одно на другое. Кстати, любопытна сам эта идея триединства, пришедшая из христианства и пародийно переделанная в идею тройственности в атеистическом духе. В христианском понимании человек - это единство трёх сущностей, тела, души и Духа, атеисты у Адамовича придерживаются похожей концепции (человек – подлодка с тремя отсеками), однако у них тело неявно "размазывается" по двум отсекам (если не считать ещё чувства самосохранения - четвёртого члена экипажа этой странной подлодки), идея – то, во что превращается Дух, а душа оказывается изгнана вообще. Уж не в этом ли проблема современного человека? Убрали душу, и конструкция рухнула, гармоничное единство превратилось в соперничество и человек теперь сам себя раздирает изнутри? Уж не душу ли, измученную, более всего страдающую в этой ситуации,  олицетворяет Мари-а? Но здесь мы уже изучаем препарат под тысячекратным увеличением, "Последняя пастораль" в этом случае воспринимается как аллегория внутреннего мира современного человека, потерявшего свою точку опоры, не понимающего, куда и зачем он идёт, и бездумно уничтожающего самого себя изнутри. 

Аделина Ляшева,
декабрь 2020