Милисента Чередниченко
Пьеса «Эмигранты» была написана в Славомиром Мрожеком в эмиграции в 1974 году, и основана частично на личном опыте. В пьесе всего два героя – эмигранты АА и ХХ. АА – интеллигент, политический ссыльный. ХХ – человек из народа, который приехал в другую страну на заработки, и за три года говорить на чужом языке так и не научился. Они из одной страны, и, хотя очень разные, крепко держатся друг за друга. Развитие конфликта напоминает вдох-выдох: Мрожек то сводит, то разводит АА и ХХ, они то чётко противопоставляются, то снова «склеиваются» друг с другом – мы с переменной частотой то расслабляемся, наблюдая за героями, то напрягаемся и внимательно за ними следим. Как правило, Мрожек объединяет героев для оппозиции обществу «над ними» – тем, кто спокойно живёт в своей стране, и в жизни которых герои не участвуют, а являются только невольными наблюдателями. «Над ними» – буквально, потому что герои живут в подвале и каждый день слышат через трубы всё, что происходит в доме. Общество – внесценический персонаж, абстрактный для зрителя.
Тема «своих-чужих» является не основной, но сквозной в произведении. ХХ старается себя приобщить к тому обществу, в котором вынужден существовать. Например, про свой визит на вокзал он говорит: «Был один японец в пальто, должно быть нездешний», и приобщает себя к жителям страны одним только тем фактом, что может говорить о ком-то «нездешний». Но в чужой стране ХХ может оставаться только «калекой» – он хромает, когда надевает заграничные дорогие туфли, и «глухонемым» – не знает языка. ХХ даже загадывает АА загадку: «Есть, а нету», и ответ на неё – «я». В том, что ХХ есть, сомневаться не приходится, но с другой стороны, его не существует здесь для остальных. Как, впрочем, и АА, который говорит: «Живём здесь, как две бактерии в утробе некоего организма. Два чужеродных тела. Паразиты или кое-что похуже». Он тоже не спешит влиться в общество – он очень чётко отделяет себя от него: «У нас в перспективе по меньшей мере восемь часов развлечения. Их развлечения». Ближе к концу пьесы ХХ уже радикально высказывается по поводу своего отношения к иностранцам: «Не люди это» – «Нет?» – «Нет. Тут нету людей» – «Где же они, по-твоему, есть?» – «У нас». И обращается к АА: «С кем тебе ещё говорить, как не со мной? С ними? То-то и оно, что нет. <…> А земляк земляка всегда поймёт». Отчуждённые от остальных они вынуждены всё время обращаться друг к другу. Персонажи сначала кажутся типичными представителями своих классов, но даже в этой замкнутости они получают своё развитие. На основе этой разницы персонажи отдаляют себя друг от друга: «О Боже! Боже моих предков… И твоих. Порой я, правда, спрашиваю себя, действительно ли у них был общий Бог». ХХ называет АА «интеллигентом», «белоручкой», «барином», АА тоже не скупится на обвинения ХХ в недалёкости. Однако их схожесть заметна, особенно для зрителя: оба бритые, в пиджаках и галстуках, симметрично сидят за одним столом; они равны перед властью, и на условный пожар смотрят с одного положения – и как члены свиты Нерона (стоя на отдалении, потому что гореть будет у «них», а не у «нас»), и как рабы – снизу. В этот момент АА произносит фразу «И дом этот не наш, и свобода не наша». И здесь мне бы хотелось поговорить о самой главной теме пьесы – теме свободы.
Она волнует обоих героев, только совершенно по-разному. Та свобода – свобода мысли и действий – которую подразумевает АА, ХХ-у не нужна: «Я знаю только одну свободу – когда мне на работу идти не надо». Если АА подчёркивает, что не может без свежего воздуха, без взгляда сверху, то ХХ не видит в этом необходимости – «оно и лучше. От окон одни сквозняки». ХХ даже признаёт, что он просто «мелкая букашка» – зачем ему свобода мысли, если он и так думает, о чём хочет, а больше и не надо? АА имеет свободу в этой стране, но ей тоже не пользуется, хотя и мечтал о ней у себя на родине. Так ли нужна была она ему на самом деле?.. Кстати, герои часто сравнивают себя с животными – свиньями, собаками, волами, обезьянами, букашками – и, как мне кажется, это может говорить о том, что их человеческая индивидуальность стёрта, права на то, чтобы они могли называть себя личностями, больше не существует.
Также здесь большую роль играет работа АА об идеальном рабе, которую он хочет написать, беря в качестве идеального представителя ХХ. На почве этого возникает много парадоксальных тезисов – абсолютное рабство очень просто перетекает в абсолютную свободу и наоборот. «Мы не имеем ничего, но зато у нас есть рабство. Оно и есть наше сокровище», «Свобода – это возможность распоряжаться самим собой», говорит АА, но, провоцируя ХХ на проявление этой самой свободы, тем самым ограничивает его, ведь в результате этого акта ХХ снова отдаляется от того, чтобы освободиться от «тирании денег». Труд АА тоже теряет свой смысл, ведь ХХ оказывается не идеальным рабом, и оба героя утрачивают то, что составляло смысл их пребывания здесь. ХХ отходит быстро, а вот АА успокаивает себя картиной идеального мира, где все свободны. Если рабства не будет, то он тоже будет освобождён – но и всё потеряет значимость, потому что только его, уже бессмысленный, труд о рабстве являлся чем-то важным для АА. С постановкой противоречивых тезисов и разработкой синонимично-антонимичных образов Мрожек справился очень интересно, мне, действительно, понравилось разбираться в этом по ходу чтения пьесы.
В небольших предисловиях к пьесе неоднократно подчёркивается, что она содержит как черты горьковской драмы «На дне», так и театра абсурда. Если говорить о реминисценциях к «На дне», то, естественно, это будет место действия: тёмный подвал без окон, который отсылает нас к горьковской ночлежке, сами персонажи – эмигранты, не вписывающиеся в окружающее их общество и невольно составляющие своё некоторое единство, и неоднократно поднимающийся вопрос правды и лжи. Причём речь идёт о лжи и правде самому себе: сначала ХХ рассказывает о том, как он ходил на вокзал, а АА его поправляет – нет, на самом деле он всё придумал, чтобы обмануть не столько АА, сколько самого себя. А потом АА рассказывает ХХ о том, почему ещё не переселился от него – свою идею о написании труда о рабстве – и ХХ смеётся над ним, ведь знает, что АА остаётся не только поэтому. От театра абсурда в пьесе – ситуации, в которых переплетается жуткое и ироничное, даже забавное: немая сцена с топором или совершенно спокойное и прагматичное отношение к смерти в сцене, когда ХХ собирается совершить самоубийство. Также в какой-то момент ХХ осознаёт, что вся жизнь закольцована, и никакого развития не предвидится – это пугает его до состояния шока. О В какой стране и к каком году развивается действие, чётко не указываются, однако мы можем легко догадаться, проведя аналогию с жизнью Мрожека и присмотревшись к деталям: в одной из сцен герои слышат немецкую рождественскую песню. В остальном я бы сказала, что пьеса развивается по стандартным сценическим законам: есть конфликт, который так или иначе для героев разрешается к финалу, герои получают своё развитие, и они не безликие типажи, а сложные проработанные личности.
Язык героев тоже играет немаловажную роль – это выражено не так ярко, но всё же по репликам мы можем определить, кто из них говорит. Речь героев стилизована умеренно, с просторечиями Мрожек не перебарщивает, но и речевую характеристику даёт вполне чёткую. С помощью фраз создаётся даже некоторая закольцованность – в начале ХХ говорит «я воротился», АА ему отвечает - «правильно говорить – вернулся», а потом, в финале, когда ХХ кричит «Ворочусь! Ворочусь! Ворочусь!», а АА отвечает – «Не вернёшься!» – они оперируют всё теми же словами. В близко стоящих фразах часто содержатся противоречащие друг другу тезисы – мне кажется, это тоже хорошо работает для акцентировки противопоставленности героев.
В ремарках Мрожек даёт подробные указания для режиссёра: прописывает сценические действия, паузы, перемещения на сцене. Он уже видит, как это должно быть поставлено. Однако если к автору как к сценаристу у меня никаких вопросов нет, то некоторые «немые» сцены кажутся написанными несколько сумбурно и не очень оправданно, например, эпизод, где ХХ слышит пение и затыкает уши – это действие очень резкое и немотивированное.
Итак, темы в пьесе Мрожека «Эмигранты» подняты, безусловно, важные и актуальные, а может быть, и вечные, обыграны они интересно и достаточно лаконично. Не думаю, что необходимо вникать в контекст политической ситуации Польши XX века, чтобы понять содержание пьесы, и это очень большой плюс. Это произведение актуально до сих пор, и сейчас среди своих знакомых мы сможем отыскать и АА, и ХХ.
Октябрь, 2021