Ксения Пройдисвет
Роман болгарской писательницы Теодоры Димовой (р.1960) «Матери» (2006, перевод на русский З. Карцевой в 2012 г.), не смотря на жанр, который предполагает широту охвата событий, оставляет ощущение камерного произведения.
Роман состоит из глав-рассказов от первого лица с разными повествователями – подростками. Они говорят о своей семье, о своём одиночестве, иногда почти сиротстве. В книге представлен образ 7 несчастливых семей – «каждая несчастливая семья несчастлива по-своему» (Л. Толстой). Главы названы по имени героя-повествователя: «Дана», «Лия», «Андрея» и другие. Они подростки, одноклассники из самого лучшего и необычного класса в их школе, состоящего из 15 дисциплинированных и одарённых детей. Структура романа подсказывает нам, что если учеников 15, то и глав-историй должно быть столько же, однако историй 7. После каждой главы следует фрагмент интервью или допроса, где героя-рассказчика, чьё имя носит глава, спрашивают о некоей Яворе.
В начале романа читатель поставлен в ситуацию неопределённости: автор не поясняет ни места, ни времени, ни отношений между героями, ни кто с кем говорит. Однако текст вовлекает и заставляет читателя распутывать ситуацию, последовательно погружаясь в семейную и школьную жизнь героев. Читатель, втянутый в неясные структуры длинных-предлинных предложений и диалогов, где теряются говорящие и слушающие, оказывается втянутым в очень серьёзное говорение на очень серьёзную тему, где возможно и серьёзное молчание. (Подобный приём встречаем в недавно вышедшем в русских кинотеатрах австро-венгерском фильме «Естественный свет» (мрачная и прекрасная военная картина), где наиболее напряженные моменты, требующие максимальной отдачи от зрителя, сопровождены лишь взглядом и молчанием.) Конечно, в романе Димовой «Матери» реализуется не молчание, а умалчивание, рождающее внутри нагруженной языковой конструкции паузы-пустоты. Эти пустоты разделяют ужасающие образы, физиологические, упаднические, декадансные. Однако это не гротеск, не хоррор и не любование уродливым. Напротив, именно в том, что характер ужаса не меняется, а остается в четких границах, он не прибавляет накала и не убавляет, а просто сопровождает текст. Стоит пояснить примерами эту образность: «Андрея вышла из квартиры, молча спустилась вниз и, как собака, пошла по следам матери, она будет следить…», «Лето, безрадостное, безнадежное лето Андреи, убитая радость, искромсанная на куски душа Андреи, ее больная мать...».
Если соотнести это произведение с русской современной литературой, то можно вспомнить книгу Мариам Петросян о детях-инвалидах в приюте «Дом, в котором» (2009), а также автофикшн «Рана» (2021) О. Васякиной, где тема матери также является наиболее сокровенной и при этом калечащей. Рана у Васякиной и есть рана, полученная от матери: «Ничто не может превратить ее в пустоту. Она все лежит и лежит внутри меня в своем сияющем гробе. Как если бы она была мой неотъемлемый и необходимый орган. Похоже, так оно и есть. Она моя неотъемлемая рана». Сравним с романом Т. Димовой «Матери» (2012) – глава «Андрея»:
«– Мама, у меня все болит. Все. На меня давит какая-то огромная тяжесть. Я даже думаю, что, как и ты, не смогу жить.
– И в чем причина?
– В тебе. Ты — моя рана. Я ужасно люблю тебя. Мне не нужна другая мать».
Роман Теодоры Димовой стоит прочитать, чтобы понять смысл названия «Матери», подумать, к чему может привести подростка его одиночество и семейная неустроенность, и кто же такая Явора, о которой продолжают допрашивать детей.
Ноябрь, 2021