Говоря о Кареле Чапеке, принято в первую очередь вспоминать «R.U.R», редкий образец мало того что ранней научной фантастики, так еще и научно-фантастической драматургии – удивительно, почему этот текст так и не взяли в более-менее полном виде ни в один сериал вроде «Звездного пути» или «Доктора Кто», хотя, безусловно, почерпнули оттуда дух и суть многих идей. Карел Чапек – это известный чешский писатель первой половины 20 века, номинант Нобелевской премии, ярый антифашист, близкий друг президента Чехословакии Масарика. В годы Второй мировой, за считанные недели до полной оккупации страны, за ним даже «приходили» целенаправленно, но писатель на тот момент уже умер от пневмонии, а его архив вдова Ольга закопала в саду, оставив нацистов с пустыми руками. Собственно, благодаря ее находчивости и реакции тексты Чапека и дожили до нашего времени, а то, что мир в них нуждался – несомненно.
У Чапека был редкий дар писать о сложном, страшном, серьезном и болезненном с юмором, предельно понятными словами. Вот как раз «Рассказы из карманов» (Одного и Другого) этот дар и демонстрируют.
Это книги-сборники небольших сатир, которые с одной стороны вызывают улыбку и смех, а с другой – диссонанс, ужас, задумчивый анабиоз. Юмор здесь почти (а иногда и совсем) черный, сюжеты незамысловатые, но очень честные.
Лично я не большой поклонник малой прозы: как правило, мне не хватает времени на «раскачаться», войти в сюжет и его обстоятельства, как они уже отработались, как из пулеметной очереди, и закончились. Но правил без исключений не бывает, так что – «Рассказы из одного кармана» (1929). Дело в том, что помимо всего прочего, Карел Чапек отличный рассказчик. Читая сборник, я буквально представляла себе живого человека, который сидит со мной за столом, травит жутковатые, ироничные, но смешные до слез баечки и после каждого финала пьет водку залпом. Каждый рассказ в сборнике предельно лаконичен, тут что в начале, что в конце ни прибавишь, ни убавишь. Каждый сюжет – короткая и прямая, но не такая уж простая история. Вся прелесть в людях: в их пороках и тараканах, в их обычных, по-бытовому жутковатых жизнях, из которых выводятся маленькие моральки в духе «ну не продавай ты контрабанду, бестолочь, а то завернешь труп в свой же собственный хреновый ковер, а он прям на труп и полиняет; улика-с!». И еще в несколько раз сложнее. А может, дело вообще не в ковре и не в контрабанде, а в шутках про армянских евреев. Или вообще в чем-то малоуловимом, как авторская интонация. Или рассказ на самом деле грустный (конечно, грустный, они все на самом деле ужасно грустные, ведь про преступления, про судьбы потерянные!). В каждой «байке» у Чапека всего и помногу: грусть, радость, ирония, смех, правда и домыслы. Он и поучает, и журит, и смеется, и предается легкой меланхолии. Нанизывает свои рассказы на нитку, словно бусины, связывая их в единое целое, при этом оставляя простор для индивидуальности каждого. Прекрасное сочетание.
Думаю, я еще не раз открою Чапека на читалке и обращусь к рассказам то из «одного» кармана, то из «другого». Это легкое и интересное чтение не только «в метро», а в любой момент, когда захочется отдохнуть. Можно было бы даже приравнять к каким-нибудь «ироническим детективам», а что, то же самое ведь – и иронический, и детектив, и для «легкого чтения», самое главное. Вот только детектив тут не главное. Это не Устинова и не Конан Дойль, ни одна из крайностей, вообще не тот диапазон: ты не особо хочешь узнать развязку, понять, кто же преступник, как, когда, где… На это и времени-то нет, рассказы-то в одну-две странички, а желания нет тем более. Какие уж тут загадки, когда ты сидишь за столом с отличным умным человеком, а он тебе рассказывает – о людях и о том, как они остаются собой даже в моменты, потрясающие своей безнравственностью. Возможно, на самом деле детектив Чапека вообще не про преступление, а про то, куда и как извернулось человеческое сознание на сей раз, чтобы породить эти шокирующие обстоятельства, изложенные веселым тоном.
Многослойность, написанная так, что и ребенок поймет и уловит – то, что делает Чапека очень хорошим писателем.