Роман Михала Вивега «Лучшие годы псу под хвост» (1992) повествует о времени с конца 60-х годов и до начала 90-х годов прошлого века – это один из главных периодов современной чешской истории, начавшийся с «Пражской весны» 1968 года, провозгласившей отказ от коммунистического тоталитаризма и либерализацию общества, продолжившийся жесткой реакцией СССР, вводом войск на территорию Чехословакии и дальнейшей двадцатилетней «нормализацией», то есть полным возвратом к советскому варианту социализма, репрессиями и тотальным контролем общества со стороны коммунистической партии, и закончившийся Бархатной революцией и падением социалистического строя.
Однако, хоть все эти события так или иначе и представлены в романе, его едва ли можно назвать историческим – все это происходит как бы между делом, реформам «Пражской весны» уделено всего несколько реплик в речи дедушки главного героя, появление на улицах Праги советских войск описывается не как военный переворот, а скорее как некое недоразумение, революция 1989 года и вовсе упоминается лишь в двухстраничном эпилоге. С одной стороны, это можно объяснить тем, что Михал Вивег писал эту книгу для тех, кто и так не нуждался в пересказе совсем недавно произошедших событий, с другой стороны, очевидно, что Вивег и не ставил цель описать и проанализировать то, что происходило в чешской истории и политике: задача была одновременно более приземленной – рассказать историю одной конкретной семьи, и одновременно более глобальной – описать тогдашнюю жизнь вообще и выразить свое отношение к этой жизни.
И хотя ненависть или, как минимум, неприятие по отношению к коммунистическому режиму тянется сквозь весь текст, все же подается это отношение в первую очередь с помощью юмора и иронии. Вообще, ирония начинается не в сюжете, а уже в самой структуре текста: роман изначально предстает как бы пересказанным – уже взрослый Квидо-автор общается с редактором, спорит и всячески комментирует написанное в романе, при этом одновременно читая и, в сущности, сочиняя сам роман.
Конечно, ирония и сатира – одни из характерных черт чешской литературы 20 века, и Вивег здесь в чем-то наследует тому же Гашеку и, например, встает в один ряд с Кундерой. При этом в тексте как будто нет мрачной кафкианской иронии – тот хоть и упоминается в словах Квидо, но, кажется, мироощущение героев романа лишено чувства обреченности жизни – даже жуткие вещи, вроде мастерящего в свободное время собственный гроб отца Квидо подаются скорее с добродушной, бытовой усмешкой.
Да и в целом, можно сказать, что весь юмор Вивега по сути своей добродушен и до известной степени человеколюбив, и остается таким даже при описании довольно трагичных событий – может быть, это и есть лучший способ осмыслить непростое прошлое?