Роман М. Павича «Внутренняя сторона ветра»

Владислав Лебедев

Сербский писатель Милорад Павич стоит особняком в мировой литературе: с концептуальной и композиционной точки зрения его романы сильно отличаются от романов любого другого автора. Этот тезис попытаемся обосновать в рецензии. 

«Внутренняя сторона ветра. Роман о Геро и Леандре» (1991) представляет собой сложно построенное сооружение-метафору. Павич стоит в ряду писателей, чье творчество никак не укладывается в терминологию конвенционального литературоведения, сопротивляется интеллектуальной препарации, потому что образный строй, стилистика, композиционное построение без кульминации предвосхищают некоторые важные аспекты современной философии – на этих сторонах романа мы сосредоточим свое внимание в рецензии.

Роль метатекста в романе

В «Изнанке ветра» Павич во многом переосмысляет формальную сторону жанра романа, обращая больше внимания не на нарратив, а на категории пространства и времени, то есть внутрь романа. Павич мыслит не сюжетно, а концептуально, его герои – это полупроводники важных смыслов. Однако даже это нельзя утверждать с полной уверенностью, поскольку в основу романа положены несколько краеугольных камней: сербско-австрийский конфликт, исторические контексты (Леандр), античный миф о Геро и Леандре, точные бытовые подробности двух эпох (особенно – гастрономические детали), в которых живут главные герои. Текст синкретичен, в нем вступают в химические реакции самые разные детали и уровни романа, причем это происходит уже в сознании читающего, а Павич только оркеструет избранные им фрагменты. Это особенно заметно становится к середине «Леандра»: целые фразы и предложения, чрезвычайно важные на духовном и концептуальном уровне, произносятся вскользь, имплицитно, мелькают и тут же исчезают.

Наибольшей актуализации подобная синкретичность достигает в длинном эпизоде строительства Леандром Южной башни Белграда. Этот длинный эпизод – средоточие символических смыслов романа. Во-первых, здесь воплощена одна из важных тем – тема речи. Для Павича человеческая речь, писательство – «грустное ремесло». Он считает, что каждое существо говорит делом, может говорить своим предназначением, и строительство – именно такое дело для Леандра. Архитектура и зодчество – вид речи, вид волеизъявления. Для Павича ответ на вопрос предназначения, фаустовский вопрос, очевиден: у всего в мире есть предназначение. Сам топос архитектуры (в случае Павича так можно сказать) объединяет главные темы романа: здание – это память, по нему нужно ходить и закладывать в каждый кирпичик и замочную скважину по мысли, строчке или чувству; здание – это человек, чье существование свято, как храм; это созидание, божественное творчество; это и тюрьма, которую нужно строить для себя, чтобы выжить в этом мире, где смерть, время и пространство неразрывны; это и душа с окном в смерть – полное освобождение, избавление от времени. В образе башни, здания заложен основной образный ряд, массив центральных образов и тем.

Следовательно текст, существуя в разных плоскостях («тот, кто может совершить действие одинаково в трех мирах…»), своим объемом выходит за мыслимые рамки. Феномен наделения текста индивидуальной волей во многом берет свое начало в сюрреалистической традиции, к которой иногда тяготеет Павич. Эта направленная в разные плоскости и измерения сила мысли и порождает метатекстовый уровень романа.

Антропотехнический аспект конструирования пространства и времени

У взаимопроникающих двух частей романа есть свои центральные категории. Если для «Геро» главным объектом препарации является время, то для «Леандра» – пространство. Две фундаментальных философских категории «одухотворяются» в романе, приобретают духовное измерение. Сначала мы скажем об антроптехническом аспекте «Леандра», так как в этой части Павич более всего приближается к дискурсу современной философии.

«Антропотехника – это совокупность прикладных гуманитарно-технических знаний для работы с человеком с целью его конструктивного преобразования». Антропотехника – это современный термин, использующийся для обозначения внутренних процессов самосовершенствования. 

«Под антропотехникой понимается самореференциональная практика и работа над собственной витальной формой, то есть все виды «ментальных упражнений, тренировок, самоподъемов и самопонижений», известные под названиями пайдейя, эпимелея, отиум, Bildung, то есть ментальные и практические упражнения, которые человечество изобретало тысячи лет с целью «оптимизировать свой космический или социальный иммунный статус» – говорит Лера Колончук в статье о Петере Слотердайке, современном философе-иммунологе (Конончук Л. Об акробатической субъективности и ее (возможных) средовых тренерах // URL: https://moscowartmagazine.com/issue/103/article/2276). Да, Павич в романе «Обратная сторона ветра» использует и такие концепты, выстраивая жизни героев. 

Леандр – архитектор, зодчий, он строит церкви по своему внутреннему убеждению, имеющему, скорее всего, духовное измерение. Он принимает решение строить в ту эпоху, когда его страна охвачена войной и хаосом разрушения. Эта отличительная черта в структуре образа Леандра делает часть романа, посвященную ему, пространственной. Удивительно, но для Павича важна хронология места, последовательность точных географических топосов, которые проходят войска австрийцев и сам Леандр в первой половине своей жизни с другом Диомидием Субботой. Удивительно потому, что интерес к истории как науке в Павиче соединяется с сильным воображением, и обе этих части одинаково для него важны. Уже в перечислении сербских топосов видно трепетное внимание Павича к пространству в самом широком смысле. Это подводит нас к одному из главных дискурсов современной философии – геофилософии. 

«Леандр» заполнен картами (древняя медная карта в руках Дед-аги Очуза и др.), маршрутами, мысленными векторами движения, зданиями, церквями. Этот аспект романа представляет сложность, так как пространство тесно связывается с временем, как минимум через образ ветра. Ветер, вынесенный в заглавие, отождествляется с временем, которое имеет негативную коннотацию: «время есть смерть». Однако ветер обволакивает пространство, и, таким образом, оказывается слит, неразрывно связан с ним, как время слито с пространством. Герои ищут освобождения от этой неразрывности и ограниченности и находят его в условно названных нами «антропотехниках». 

Для Леандра, что удивительно, важным компонентом антропотехник становится физика. Леандр осознает жизнь своего тела в физических категориях: скорость, плотность, вектор, сила, энергетический и световой аспекты бытия тела. Например, Южная башня, которую он строит в почти античном «агоне» со знаменитым строителем Сандалем Красимиричем, выстраивается в четкую «линию», и именно четкое направление позволяет Леандру «пробить» своей башней облака, превзойдя Красимирича. 

Антропотехника Леандра также выстраивается вокруг темы смерти и темы времени, развернутой в духовном ключе. Отец говорит ему: 

«– Человек думает, что умереть легко. Лег и умер. Но это не так просто.

Все, что за нами и перед нами, длится гораздо дольше, чем мы предполагаем.

Вот, например, знаешь ли ты, какая разница между сердцем и душой? Когда мы обратим наш внутренний взгляд на свое сердце, мы увидим его таким, какое оно в данный момент. Когда же посмотрим в нашу душу, она окажется такой, какой была много тысяч лет назад, а не такой, какая она сейчас, потому что именно столько нужно нашему взгляду, чтобы добраться до души и рассмотреть ее, – другими словами, столько времени требуется для того, чтобы свет души достиг нашего внутреннего взора и осветил его. Иногда таким образом мы видим душу, которой давно нет. Раз такое дело с душой, то что же говорить о смерти.

Смерть человека длится столько же лет, сколько и его жизнь, а может быть, и гораздо дольше, потому что смерть – это сложное хозяйство, работа и усилие, более трудное и длительное, чем человеческая жизнь… Твоя смерть может жить вдвое дольше, чем ты…»

Это один из немногих эпизодов романа, где отец Леандра учит сына. Отношение к смерти у Павича – также оригинальный концептуальный сплав, который герои примеряют на себя, без вывода и без цели.

Другая антропотехника Леандра связана со скоростью. Он наблюдает за людьми и животными, за окружающим миром, и понимает: 

«В их семье каждому полагалось заранее определенное количество еды, и никто никогда не нарушал заведенного порядка, просто Леандр съедал столько же, сколько и другие, в три раза быстрее. Мало-помалу он стал замечать и то, что одни животные едят быстрее, другие медленнее, быстрее или медленнее передвигаются. Так он начал различать в окружавшем его мире два разных ритма жизни, два разных биения пульса крови или соков в растениях, две разновидности существ, загнанных в рамки одних и тех же дней и ночей, которые одинаково длятся для всех, – но одним их не хватает, а другим достается в изобилии. И помимо своей воли чувствовал несовместимость с людьми, животными или растениями, у которых ритм биения пульса был другим.

Он слушал птиц и выделял среди них тех, у которых был его ритм пения».

В этом отрывке Павич актуализирует одну из важнейших категорий античного мировоззрения – ритм. Позже Леандр вдруг обнаружит, что и его собственные руки живут по разным ритмам, в разных скоростях. Со-настройка внутреннего времени – вот чем занимается Леандр до ухода из дома.

Аллегоричность «Леандра», проявленная в образах башни и здания, профессии зодчего, строителя, ветра, воды, кроме собственно аллегоричности приобретает антропотехнический аспект. Все, что окружает Леандра рассматривается как часть его самого, все, что происходит с ним – важная часть его души и его образа. То, что герой строит башню «изнутри», кроме аллегорического смысла имеет и антропотехнический, внутренний. Если можно так сказать, Леандр занимается «аутостроительством», то есть строительством, направленным внутрь себя. 

Однако такая сложная концептуальная архитектоника справедливо следует из духовного аспекта: в духовной жизни работает закон проекции, когда внутреннее – это источник внешнего. В этом же ключе осмысляется и война и социальные отношения сербов в эту эпоху (17–18 вв.):

«Этот мир принадлежит не нам, – думал строитель, – а нашим отцам и их сверстникам, и они чувствуют это и ведут себя как единственные его собственники. А я и мое поколение и были, и остались несчастными прислужниками тех, кто, помогая себе саблей, обрушился на этот город или приплыл с иностранной армией. От поколения наших отцов нам досталось не только положение прислуги, но и сожженный, наполовину уничтоженный мир, голодное детство; и те, кто нам его дал, сделали из него идола, которому мы все еще поклоняемся. Мы же сами здесь для того, чтобы выкрикнуть какое-нибудь слово в окно или дверь, мимо которой нам придется пройти…»

Павича в целом не интересуют вопросы власти, но в этом фрагменте видно глубокое осмысление темы власти и воли, имплицитно вплетенной в повествование всего романа.

Несколько слов о «Геро»

В композиции романа заложена идея, которую позже мы увидим в «Письмовнике» (2010) М. Шишкина: влюбленная пара живет в разных эпохах, соединяясь лишь в авторском тексте. Геро и Леандра разделяет примерно двести лет. 

Функцию этнографических ритуалов (монеты помещаются в хлеб, кладутся в рот, в землю и т.п.), видений и предсказаний, пространственных и символических отношений «Леандра», в главе «Геро» выполняют другие черты  другой эпохи: ХХ век, в котором живет Геро, – век сюрреализма и абсурда, теософии и сновидений, психоанализа, и поэтому глава «Геро» перенаселена снами, причудливыми метаморфозами и извивами. 

Так как для ХХ века характерен интерес к вопросам языка и к его онтологическим функциям, для Геро язык также становится одним из центральных объектов осмысления. Высказанная в «Леандре» идея «асемиотической» речи (возможность коммуникации без слов, например, с помощью дела (Жак Деррида)) в «Геро» разворачивается в русле идейного ландшафта самого ХХ века, его второй половины. 

Геро – девушка, преподающая французский язык. Важно, что у нее есть брат и что Геро ведет строгий учет своих снов, исследует «лингвистику снов» в амбарной книге. Постепенно грань между сном и явью стирается, потому что оказывается, что она преподает французский язык не мальчику, а некой Качунице, которую никто никогда не видел и которую, скорее всего, выдумала мать мальчика. Эта невидимая сущность знает только будущее время, и эта особенность постепенно передается Геро – она забывает настоящее и прошедшее время французского языка. 

Язык и сновидения – главные инструменты конструирования жизни Геро, ее выхода из времени и, соответственно, ее антропотехники. Геро также артикулирует идею «внутреннего пространства», «внутреннего путешествия», очень важную для понимания главы «Леандр», в которой, в свою очередь, проговаривается очень важная для понимания главы «Геро» идея о тождестве смерти и времени.

Геро пишет собственные истории. Одна из таких новелл называется «Рассказ о капитане фон Витковиче», в котором актуализируется тема переселения душ, и, что удивительно, переселения смертей. Мы уже видели в «Леандре» человека с тремя душами, но то, что у человека может быть несколько смертей, и при этом чужих, мы понимаем из сюжета романа. 

Смерть, Белград, любовь и миф – вот четыре составляющих «горлышка» клепсидры, горлышка водных часов (излюбленная форма романа у писателей славянских литератур (Б. Шульц, Д. Киш)), в которых пересекаются Леандр и Геро. Герои обмениваются смертями, обе части романа пронизаны образными, пространственными и семантическими перекличками, они оба любят душой (Леандр – свое дело, Геро – распутывать внутренний клубок смыслов), оба узнают и реализуют поэму Муссея Грамматика «Любовь и смерть Геро и Леандра», то есть связаны на интертекстуальном уровне мифом и легендой о самих себе. 

В структуру романа «Внутренняя сторона ветра» Павич вплетает новые взгляды на пространство и время, на физические стороны бытия (скорость и плотность применительно к душе), аллегорию и метафору, сны и язык. В романе исторические контексты неразрывно связаны с внутренними мирами главных героев, с сюрреалистическими деталями, с живой и подвижной тканью повествования. Игровой аспект книги только дополняет виртуозно сплетенные два мира и две эпохи, предоставляя неисчерпаемый материал для исследования творческого метода автора. 

2024