Сергей Гусев
Художественная форма повествования позволяет писателю сделать утверждение, преподать моральный урок, высмеять пороки современного ему общества, но самое интересное умение в его арсенале — умение ставить не точки, а многоточия. Об этом, в частности, говорит Милан Кундера в книге «Искусство романа» (1986): «Человек мечтает о мире, где добро и зло были бы четко различимы, потому что в нем живет врожденное, неискоренимое стремление судить, прежде чем понять. На этом стремлении основаны религии и идеологии. Они могут соединиться с романом только в том случае, если его многозначный язык способен выразить их неоспоримые, догматические рассуждения. Они требуют, чтобы кто-то был прав: либо Анна Каренина жертва ограниченного деспота, либо Каренин жертва безнравственной женщины; либо невиновный К. раздавлен несправедливым трибуналом, либо трибунал олицетворяет Божественное правосудие, перед лицом которого К. виновен. В этом «либо — либо» заключается неспособность принять относительность, присущую всему человеческому, неспособность смириться с отсутствием Высшего Судии. Из-за этой неспособности мудрость романа (мудрость сомнения) трудно принять и осознать».
Я думаю, мысль Кундеры отлично иллюстрирует эпизод из «Бесов»: Алёша встречается с Иваном, и Иван произносит знаменитый монолог про слезинку ребёнка. Алёша, поскольку он не так хорошо образован и не так красноречив, как его брат, вынужден как бы сдаться под напором идеально выстроенных логических цепочек, и тем не менее симпатия читателя оказывается на стороне Алёши. Искусство романа в этом эпизоде проявляется в том, что Алёша хоть и проиграл словами, но тем не менее остался победителем.
Кундера возвращается к «Бесам», используя этот роман как пример полифонии, — он утверждает, что в «Бесах» можно найти целых три романа, которые тем не менее являются единым целым, поскольку объединены художественным замыслом писателя.
После прочтения на первый взгляд непонятной книги далёкий от литературы человек, рядовой читатель вполне резонно задаёт вопрос: о чём она? Похожий вопрос распространяется зачастую на многие виды искусства: кинематограф (например, Линч или Тарковский), живопись (Ротко, Поллок и др.) и т.д. Так всё-таки был виновен К. в «Процессе» или нет? Это была метафора государственного произвола или комплекса вины автора, связанного с эмоционально дистанцированным отцом? Кундера подчёркивает важность секуляризации литературы, если так можно выразиться, важность избавиться от ожиданий нравственных наставлений в духе классицизма или религиозных притч, избавиться от чётких и ёмких определений в литературе.
Искусство романа состоит в том числе и в том, что он может оставить за собой право на идеологическое молчание, право на моральный и философский нейтралитет. Роман представляет из себя сжатую жизнь, поэтому обладает намного большей плотностью, чем сама жизнь: в жизни события разбросаны годами, в романе — несколькими страницами, но эмоциональный отклик от них настолько же подлинный. Благодаря своей плотности роман открывает читателю экзистенциальную неоднозначность жизни в самых разных её аспектах, и это достигается как упомянутой Кундерой полифоничностью, присущей роману, так и непосредственному опыту художественного и нарративного переживания событий (или отсутствия событий).
Кундера иронично относится к идее о смерти романа, поскольку несмотря на все исторические сломы роман снова и снова переизобретает себя, и так продолжается уже несколько веков, а это означает, что роман останется с читателем ещё надолго.
Декабрь, 2022